Наверное, это такая особенность человеческой памяти, что чем старше становишься, тем отчётливее вспоминаешь детство. Порой всплывают такие мелочи, что удивляешься: неужели и это помнится? Как смеются совсем ещё молодые родители, как бежишь по весеннему лугу, усыпанному одуванчиками, отчего он издалека кажется золотым.  Наш внештатный автор Юлия Петровна Голубёнкова в середине июня принесла в редакцию свои стихи. Слово за слово, мы разговорились с ней. Я спросила, откуда она родом.
- Я родилась в селе Трубецкое в Турковском районе. Наше село с трёх сторон было окружено лесом, - ответила Юлия Петровна. – Когда-то оно принадлежало князьям Трубецким. Там же находился их усадебный дом с роскошным садом, где цвели розы, сирень, жасмин. Последней помещицей, живущей в усадьбе, была Александра Петровна Струкова. Бабушка рассказывала мне, что в революцию её убили, а дом сожгли. Память хранит много историй и о родном селе, и о моём сиротливом детстве. Моя мама умерла в 32 года, а отца арестовали как «врага народа», он погиб в сталинских лагерях.
- Напишите об этом, - предложила я. – Ведь это же, действительно, интересно! История глазами очевидца.
Юлия Петровна согласилась, и уже через несколько дней принесла рукопись.
Детство моё, постой!Я помню себя лет с шести, и даже чуть раньше. Отчётливо вспоминается отец. Он идёт через наш сад, большой, красивый, весёлый. Мы с братом, он моложе меня почти на три года, бросаемся к нему навстречу с радостным визгом. Отец сажает брата на одну руку, меня на другую и, счастливый, несёт домой.
Мать, ей было тогда лет двадцать пять, что-то достаёт из печи и начинает кормить отца обедом.
В 37 году отца арестовали. Больше мы никогда его не видели.
Наверное, в этом же году в нашем селе ломали старинную церковь святого Михаила. Очень смутно припоминаю, как на её верхнюю часть набросили петлю, трактор дёрнул цепь и верх церкви рухнул, взметая белую кирпичную пыль.
Из кирпичей потом построили столовую в местном доме отдыха, а мы, дети, лазали по развалинам и собирали кусочки штукатурки с остатками росписи на ней.
Жизнь продолжалась. Помню, какой радостью для нас была весна! Ещё не сошёл снег, ещё бегут ручьи, а мы уже выгоняем за околицу овечек, разжигаем костры и печём в золе картошку. Казалось, что ничего нет вкуснее этой печёной картошки с ржаным хлебом.
Ещё помню, что на этом выгоне было много одуванчиков. Так много, что выгон казался золотым. Нам непременно нужно было набрать одуванчиков, чтобы наплести венков и красоваться в них.
Потом мои приятели, с которыми я пекла картошку, пошли осенью в первый класс. Мне было ещё рано. Когда же пришло и моё школьное время, то на первом же уроке я встала и без разрешения вышла в коридор. Мне хотелось пить. Но учительница строго отчитала меня, а я очень удивилась: почему нельзя, если хочется?
Я закончила второй класс и началась война. Через наше село пошли отряды солдат, мы называли их «бойцами».
Моя мать тяжело болела. Помню, как она, слабая, ходила по саду, а сады в том году цвели пышно, буйно, сплошное белое облако. Бедная моя мама любовалась этой красотой, плакала и говорила: «Как всё хорошо, а я умираю!». Эти слова я запомнила навсегда.
Мама тихо угасала, была уже в коме, а я стояла посреди горницы и плакала, не зная, что делать. К вечеру её не стало. После этого со мной началось что-то непонятное. Я выходила на крыльцо и ждала маму. И ещё я почему-то тогда всё забывала. Забывала имена и фамилии. Эта странная болезнь продолжалась долго.
Вскоре я пошла работать в колхоз. До сих пор не понимаю, как могла таскать на себе снопы, ходить по жнивью босиком. Кстати, босиком я ходила осенью за дровами даже тогда, когда опавшие листья покрывала изморозь.
Голод был страшный. Ели пышки из картофельных очистков и жёлудей, молодые побеги клёна, зелёные яблоки. В Хопре ловили беззубок. Это был большой деликатес. А ещё помню вкус каши из лебеды.
С удивлением вспоминаю сейчас, как мы в этих условиях учились. Пели, перерисовывали какие-то картинки друг у друга. Помню, как я с подружками разучивала песню «Чайка смело пролетела над седой волной», собирала открытки, ходила в библиотеку, бегала в старый сад за цветами.
Я принимала активное участие в клубной художественной самодеятельности, читала стихи. Помню, как бабушка наливала в какой-нибудь флакон керосину, сверху укладывался ломтик картошки, в котором проделывали отверстие, через него опускали в керосин шнурок и зажигали. И вот с этой «лампочкой» я готовила упражнения по русскому языку, решала задачки, много читала.
Вот картина: все спят, едва теплится фитилёк, я читаю «Овода» Войнич и очень переживаю за судьбу главного героя. Дохожу до слов: «Всю ночь во дворе тюрьмы шумела трава, которой утром суждено было увянуть под ударами заступа, и всю ночь рыдал Овод, лёжа один в темноте». Тут моей выдержке приходит конец, и я тоже заливаюсь слезами.
В войну в наших краях развелось много волков, людей они не боялись. Будто чуяли, что все охотники на войне, потому бесстрашно шныряли в копнах у дороги, по которой мы ходили в райцентр в школу. А по ночам в лесу раздавался страшный вой. Старики говорили, что волки просят у Бога пищи.
А однажды к нам забросили диверсантов. Сначала на поле упал огромный воздушный шар, в котором были листовки. Все работающие в поле бросились смотреть на эту диковину, а в это время у небольшой степной речушки высадили двух парней. Они должны были добраться до Ртищева и сообщить, когда на станцию приходят составы с солдатами.
Будучи взрослой, я не раз задавала себе вопрос: почему их высадили за 50 км от цели? Видимо, никто толком не знал, где находится это Ртищево.
Их очень скоро задержали. Потом измученных, худых, обросших щетиной, расстреляли на глазах у местных жителей. Закопали там же – в поле. Люди судачили, что они были красноармейцами, попавшими в плен и завербованными немцами.
Всё это перевидано, пережито. Но я благодарна судьбе и Богу за то, что наше поколение не потеряло человеческий облик.
Во мне живёт моя тоска,
Печаль во мне.
Скажите, где живёт мечта,
В какой стране?
В какой стране цветут цветы,
В какой земле?
В каком краю поёт любовь
Не обо мне?
И где тот край, где та земля?
Кто даст ответ?
В страну, где молодость живёт,
Возврата нет.
|
