В течение многих лет 26 ноября в Марксе было принято поздравлять с днём рождения ветерана Великой Отечественной войны, Почётного гражданина Марксовского района Виктора Андреевича Касаткина.

В прошлом году у него был юбилей – 90 лет. С цветами и подарками приходили первые лица Марксовского района, представители совета ветеранов и крупнейшего марксовского завода «Моссар». Виктор Андреевич всех встречал неизменно «при параде» – в костюме, но без галстука, чтобы за расстёгнутой верхней пуговкой рубахи видна была тельняшка. 
Он настолько хотел участвовать в деятельной жизни, что уйдя было на пенсию в почтенные 73 года, отдохнув чуток и соскучившись, в свои 80 снова встал за родной токарный станок. Он глубоко вчитывался в чертежи, тщательно прописывал технологию обработки детали и высверливал-вытачивал-вышлифовывал высокоточные инструментальные штампы с таким качеством, какое подвластно только зрелым мастерам.

Возраст не помеха

Вряд ли есть примеры, чтобы в наше время да в таком возрасте человек рабочей профессии мог самой судьбой своей наладить мостик трудовой преемственности между старым и новым. От былого советского завода «Радон» – к только зарождающемуся на его разрушенной территории современному заводу «Моссар».

Это Касаткин выступал на митинге 7 ноября 1977 года, когда в стену новенького заводского ДК «Кристалл» у проходной "Радона" замуровывали «капсулу времени» с посланием будущим поколениям. И он же спустя ровно сорок лет был среди тех, кто уже в наше время её извлекал и зачитывал. Только всё та же проходная вела уже на "Моссар", а над ней висел транспарант, поздравляющий новый завод с 10-летием.

Он жил с доброй душой и приветливой улыбкой. И это жизнелюбие создавало иллюзию, что всё успеется, что он будет всегда, и никакой возраст ему не помеха. Ещё весной он уверенной походкой шёл от площади к Вечному огню на День Победы.

А 1 октября Виктора Андреевича Касаткина не стало.

И когда нынче вновь исполнилось 26 ноября, а его уже нет, захотелось о нём рассказать. При этом многое из этого рассказа вы узнаете впервые.

Например, что на самом деле Виктор Андреевич родился вовсе не 26 ноября, как в 1927 году записали в сельсовете, а 4-го. Оплошность, а переписывать – бланк пожалели. Отец махнул рукой, да и Касаткин, когда повзрослел, тоже не спорил. Так и стало у него два дня рождения.

- А разве плохо два дня рождения иметь? – шутил Виктор Андреевич. - В кругу семьи отмечаем в начале месяца, а дорогих гостей принимаем в конце.

Противоречивая биография

В уходящем году мы встречались с ним несколько раз. Пили чай в его квартире на проспекте Ленина и разговаривали большей частью о давно минувшем.

Рассказывая свою длинную жизнь, Виктор Андреевич всегда удивлял меня цепкостью своей памяти, из которой с лёгкостью извлекал события, снабжал их деталями и подробностями, отчего казалось, что рассказывает он о вчерашних днях, при этом умея выразить суть и всего лишь одной фразой:

- Биография у меня противоречивая – родился в старообрядческой семье, отец был революционером, а я всю жизнь маялся с клеймом сына «врага народа».

Его детство прошло в рыбацком селе Золотое, ныне это Красноармейский район. Всё село было старообрядческим. Отец, Андрей Ильич Касаткин, благодаря своему дядьке, революционному матросу с Балтики, проникся коммунистическими идеями и в 19 лет ушёл воевать за красных в партизанский отряд под Астраханью. После гражданской ему предложили окончить военное училище, но он пошёл иным путём, стал секретарём райкома, а потом судьёй. И вдруг в 1937 году его по антисоветской 58-ой статье сослали в Магадан.

Он провёл в смертельной бухте Нагаево одиннадцать лет, но чудом сумел выжить.

- Он, кстати, по убеждениям остался преданным делу партии. У большевиков ведь мощная программа была, основанная на идее социальной справедливости, а это почти заповеди Господни, только переработанные.

Рассказчик не вздыхал, не охал, на глаза не набегали слёзы. Напротив, Виктор Андреевич говорил спокойно, как о той боли, с которой давным-давно справился, но которая всегда с тобой.

- Это уж после войны, 1948 год шёл, когда отец из ссылки вернулся, я на флоте служил. Секретарь райкома его тогда спрашивает: Андрей Ильич, вступишь снова в партию? А он и не против, да не считал себя виноватым, не стал заново писать заявление. Может, за то и поплатился, и через полгода снова сослали его, на этот раз в Красноярский край, где он вскоре умер, не дождался, пока Сталин умрёт. 

А меня ещё осенью 1944-го призвали на флот, в Севастопольский учебный отряд, и уже там мне исполнилось 17 лет. 

Сын за отца

Отучив на рулевого, Касаткина зачислили в экипаж сторожевого корабля «Шторм» взамен погибших при бомбёжке. Но когда судно приволокли в док, оказалось, что восстанавливать нечего, и юного матроса переучили в сигнальщики и направили на рейдовый пост в Феодосию.

- Служил я здорово, наградили меня юбилейной медалью к 30-летию Советской армии и флота. И тогда замполит говорит: мы о тебе справки навели, никакой связи с папой ты не имеешь, взгляды его не разделяешь, служишь честно, так что будем тебя готовить к вступлению в партию. 

И отправили мои документы в Севастополь. А оттуда молчок. Когда год прошёл, я набрался смелости и заявил: если я на самом деле не подхожу, чтобы быть в КПСС, прошу мне отказать!

Но начальник политотдела был с дореволюционным стажем коммунист, он понимал, что несправедливы эти репрессии, и он мне ответил: Касаткин, примем тебя в партию, служи и чувствуй себя, как будто ты не виновен – сын за отца не отвечает.

Сын за отца не отвечает? Отвечает, да ещё как! 

Пока служил – отец сгинул, младший брат помер, мать одна, перебралась из села в Саратов, сняла там комнатку, такую крохотную, что помещалась в ней только койка, сундук и стол. Куда мне к ней, где жить? Хотел на флоте остаться, попробовал поступить на офицерские курсы, а мне – вы же знаете, старшина, какая у вас биография.

На курсы шифровальщиков подал рапорт – тоже нельзя. Сын врага народа. 

И потом меня это клеймо ещё долго преследовало. Уже когда на заводе в Саратове работал, было – кинет партия клич на комсомольскую стройку, я записываться, а мне – нельзя. Или приехал как-то в цех инструктор из горкома, стал рабочих вербовать на оборонный завод, квартирами будете обеспечены. А у меня как раз квалификация подходящая, я выразил желание, но – и туда нельзя.

Даром, что сам коммунистом был, и ударником пятилетки, а многие двери передо мной долго были закрыты.

Рабочая профессия

Я пил чай и внимательно слушал, а Виктор Андреевич подливал мне чаю и рассказывал. Было ясно, что такая у нас будет беседа, что одного чайника не хватит. 

Вернее, даже не беседа, а монолог, потому что ветеран вёл свой рассказ внятно и последовательно, и лучшее, что я мог сделать – это не прерывать его своими вопросами.

- В 1951-м пришлось-таки мне уходить с флота. Война закончилась, страна в руинах, карточки только-только отменили, люди жили бедно. И подался я на шахту в Ростовскую область. Думал, заработаю, освоюсь, мать заберу к себе. Но это была ошибка. Я ведь потомственный рыбак, мне – свежий ветер, чайки, корабли. А тут – забой. И мать ещё пишет: всех у меня отняли, один ты остался, и то под землю лезешь. Бросай всё, приезжай.

В общем, уехал я через два месяца в Саратов. На одной койке нам с матерью пришлось спать по очереди. А хозяин ещё: и за мой постой доплачивай!

Мать работала на перчаточной фабрике, денег мало получала. И у меня для городской жизни никакой профессии. Что делать?

На флоте у меня был товарищ, работал на судостроительном заводе в Молотовске, сейчас это Североморск. И от рассказов его я представлял, что именно такую выберу профессию, стану слесарем-инструментальщиком. 

Рядом с домом как раз был завод «Электродеталь». Говорили, что заработки там неплохие. Пошёл я спрашивать, нужны ли им ученики? Начальник цеха на меня посмотрел – а внешне я представительный был, во флотской форме, да к тому же член партии – и говорит: нужны.

Вот так мне повезло. Наставником назначили опытного мастера. В учениках нужно было не менее полугода, а в моих обстоятельствах я себе такого срока позволить не мог, и поставил себе цель форсировать обучение. Записался в техническую библиотеку завода, в городскую техническую, читал всё, что касалось моей профессии, вцепился я в неё зубами.

Завод «Электродеталь»

И у меня получилось. Вскоре наставник говорит: вот тебе штамп, делай его как пробу, предъявишь технической комиссии, которая тебя будет экзаменовать. И я этот штамп успешно сделал. 

Наставник меня опекал, но и доверял сильно. Всегда говорил: чертежи осмысливай критически – нельзя ли эту деталь сделать более коротким путём, улучшить технологию, не ухудшая качества?

Однажды он мне говорит: штамп сложный, допуски строгие, особенности конструктивные непростые. Я посмотрел чертежи – не смогу! А он мне: берись, вдумайся, сделаешь! 

Мне эти чертежи сниться стали, такое задание, что и не каждому доверишь. Но я оправдал доверие. Когда произвели все замеры, приняли штамп, и к оплате пошли документы. 

В общем, всего через три месяца стал я самостоятельно работать, а через полгода уже по заработку сравнялся с наставником, который меня выучил. Вот с таким напором я работал. И стали мне уже учеников давать.

Некоторые стали хорошими специалистами, как Геннадий Семёнов, например. Но он потом увлёкся гонками по гаревой дорожке, и переманили его в Балаково. Там как раз зарождалась команда мотогонщиков «Турбина». Она потом на весь Союз гремела, а Семёнов стал мастером спорта СССР.

Потребность в развитии 

Всё у меня было на этом предприятии – и 6-й разряд, и правительственные награды, и учёба в университете Марксизма-Ленинизма при Саратовском горкоме КПСС. Да ещё и депутатом избрали сперва в Кировский районный, а потом в Саратовский городской совет народных депутатов. 

Одного не было – дальнейшего профессионального роста. Я постоянно занимался самообразованием, иногда вносил рационализаторские предложения. Но чаще всего применить свои знания у меня возможности не было. Ведь квалификация слесаря-инструментальщика определяется не только разрядом, но и тем, что он делает, а на «Электродетали» я 20 лет делал одно и то же, и все предъявляемые ко мне требования давно перерос. 

Только когда антисоветская судимость отца перестала быть чёрной меткой, мне удалось перейти на Саратовский завод им.Серго Орджоникидзе. Там детали более сложные, они шли на ракеты, самолёты, подводные лодки. Работа требовала освоения новых конструкций штампов и прессов, новых материалов. Мне это нравилось, и я там проработал лет шесть примерно.

И тут меня пригласили в Маркс на завод «Радон». Это было одно из предприятий ПО «Тантал». Генеральный директор Георгий Архипович Умнов говорил: в Марксе строится завод, там перспективы. 

И действительно, завод развивался, территории ему не хватало, на окраине города разметили огромный участок под новые цеха. Это был 1976 год. Директором был Рогулёв Владимир Иванович. Ему меня отрекомендовал Пётр Георгиевич Фёдоров, мы с ним вместе служили на флоте, а на «Тантале» он был начальником цеха. 

Марксовский завод «Радон»

Рогулёв предложил встретиться в Саратове на проходной «Тантала». Я пришёл. Владимир Иванович поинтересовался, какой у меня разряд и стаж работы, и сказал, что ему в Марксе очень нужны специалисты высокой квалификации, и я ему подхожу.

Когда пришёл в цех, ребята спросили – а гарантийное письмо тебе дали, что предоставят в Марксе квартиру? Я говорю – нет, но Рогулёв обещал. Тогда получишь, он не болтун.

И правда, года не прошло, как квартиру мне дали. Сначала у пожарной части, там был первый 5-этажный дом в Марксе. А потом переехал в новый микрорайон, когда его отстроили.

Но хоть трудовая книжка у меня уже вся была исписана наградами, хоть и пригласил меня на работу лично директор, а квалификацию пришлось доказывать заново. Но мне это было не трудно. Наш инструментальный цех был заметным по всей Саратовской области, мы получали заказы из Балакова, Саратова, Энгельса. 

Однажды начальник инструментального цеха Юрий Викторович Андреев мне говорит: для завода «Сигнал» надо 14 штампов сделать. Я взялся. а во время изготовления увидел, что некоторые штампы спроектированы неверно и работать не будут. Пришлось вызывать конструктора с «Сигнала». Я ему показал чертежи и сразу предложил: давайте вот так и вот так сделаем. И он согласился. В следующий раз я уже по телефону решал такие вопросы. Касаткин? Что предлагаешь? Штамп будет работать? Тогда делай!

Помню, намечался съезд партии, не помню уже какой по счёту, и заказ пришёл… от Центра подготовки космонавтов – им нужна была папка для делегатов, и для неё надо было изготовить штамп. Средней сложности работа, я не выкладывался, сделал быстро. Но в Звёздном городке посчитали, что заказ был очень сложный, и космонавт Пётр Ильич Климук, в то время начальник политотдела Звёздного городка, прислал мне Почётную грамоту.

В общем, проработал я на «Радоне» много. Причём забавно, что дольше всего – после выхода на пенсию.

Пенсионер пенсионеров

Всегда поздравлял своего ветерана с днём рождения и завод «Моссар». Когда в 2007 году это новое для Маркса предприятие стало оживлять руины бывшего советского завода «Радон», Касаткину захотелось в этом участвовать. 

Возвращаться к родному станку ему было не впервой. В 1987-м его уже провожали на пенсию, торжественно, с подарком, с премией. А потом… попросили поработать ещё хотя бы годик. Особого желания уходить у Виктора Андреевича не было, и он остался. И пережил вместе с заводом всё – и перестройку, и рыночный хаос, и нищету задержанных зарплат, и полную разруху. Когда в 2001-м увольнялся, ему было уже 73.

На этот раз, с появлением "Моссара", Касаткин проработал в родном цехе недолго, меньше года. Но это была своего рода миссия – старейший слесарь-инструментальщик города, а может, и всей России, участник лучших свершений советской промышленности передавал трудовую эстафету новому поколению XXI века.

Но летом 2008-го ветеран всё-таки ушёл на отдых окончательно. Не то, чтобы силы кончились. Он по-прежнему мог дать фору молодым в остроте зрения, гибкости ума и твёрдости руки. Просто уж смешно стало работать в таком возрасте, что и пенсионеры в сыновья годятся.

С тех пор прошло десять лет. Всё общение с заводом сузилось у него до чаепитий с былыми коллегами по случаю дня рождения или встреч с ними на городской площади в большие праздники. И всегда он выспрашивал, ну что там нового, неужели теперь роботы сами паяют, а крепкую сталь как бумагу лазером режут? А как моя инструменталка, жива? 

Узнавая, что все его токарно-винторезные и прочие станки целы, и что не простаивают, седобородый дед успокаивался, одобрительно кивая головой.

Его не по годам доброе здравие и бодрое настроение было естественным. Сухой, с совершенно седой аккуратной бородой, он говорил спокойно, даже степенно, и своими интеллигентными манерами больше походил на дворянина из царского времени, чудом сохранившегося до наших дней, чем на человека рабочей профессии, более полувека простоявшего у станка.

И вот нынче первый год он не дожил до того дня, как наденет пиджак, расстегнёт на рубахе пуговку, чтобы видна была морская душа, и с улыбкой выйдет навстречу гостям, которые каждый год поздравляли его с днём рождения 26 ноября.

- Становится скучно. Ровесников не остаётся, уходят один за другим… - сказал он на своём 90-летии.

Владимир Гуреев