23 апреля 1972 года ушёл из жизни Константин Никандрович Смирнов, который после войны был директором ГПТУ №18 г.Маркса.

Реликвии семейного архива

Судьба человека всегда интересна. Особенно если жизнь его начиналась в эпоху, свидетелей которой уже почти не осталось, и представление о которой можно составить только по редким документам, охватывающим лишь отдельные периоды.

Передо мной реликвии из семейного архива, который принесла в редакцию жительница Маркса Таисия Яковлевна Смирнова. Старые чёрно-белые фотографии прошлого века, довоенные студенческие зачётки, называемые давно забытым уже словом «матрикула», плотные полукартонные грамоты с профилем Ленина-Сталина, обветшалые справки, писанные ещё химическим карандашом, прохудившиеся по сгибам треуголки военно-полевых писем…

И всё это – осколки биографии, из которых я попытаюсь сложить рассказ о человеке с трудной и героической судьбой, которого в Марксе помнит старшее поколение, и о котором хочется рассказать тем, кто ещё молод.

От Волги до Кубани 

Константин Никандрович Смирнов родился 14 октября 1913 года в селе Березина речка. 

Сейчас это южная прибрежная окраина Саратова, богатая престижными местами отдыха, а до революции – самостоятельное маленькое село на малюсенькой речке Березина, начинающейся за околицей в Плетнёвом овраге и всего через 8 вёрст впадающей в Волгу.

Сейчас уже нельзя сказать, как складывалось его детство в то лихое время хаоса, гражданской войны и голода, но к 18 годам Костя каким-то образом оказался на Кубани, где незадолго до этого при Северокавказском зернотресте было организовано Управление строительства и мелиорации Приазовских, Закубанских и Адыгейских плавней – Плавстрой.

В сентябре 1931 года юноша окончил там курсы экскаваторщиков, машинистов и трактористов и скорее всего, участвовал в каторжно тяжёлом строительстве первых оросительных систем, давших Советскому Союзу знаменитый ныне краснодарский рис.

Тогда у нас в стране рис традиционно выращивали в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Для Кубани это было совершенно новое направление сельхозпроизводства. При этом всего за два года надо было увеличить площадь рисовых полей кубанского Зернотреста с 10 до 150 тыс.га.

Впрочем, если Константин и участвовал в осуществлении этих грандиозных планов партии и правительства, то недолго: уже в 1932 году, преодолев Кавказский хребет и Каспийское море, он оказался в Ашхабаде, куда к тому времени из Поволжья переехали и родители, и где поступил в индустриальный техникум.

Тракторист-студент 

В красивой беломраморной столице Туркмении студент-индустриальщик осваивал точные науки и политэкономию, строительное дело и прикладную механику, сопромат и паровые турбины. 

Кстати, обязательным среди предметов был туркменский язык. Его знание очень ему помогло в жизни, поскольку в 30-е годы далеко не все в южных республиках владели русским. Тем более, что параллельно с учёбой юноше приходилось работать трактористом в Дорожно-строительной конторе Главдортранса и строить в горах и пустыне 25-километровый участок дороги, ведущей к границе с Ираном. «Что подписями и приложением печати удостоверяется», как указано в справке, выданной для предъявления в учебное заведение.

Хотя учёба была, скорее всего, на заочном или вечернем отделении, в июле 1936-го Константин Смирнов защитился на отлично, получив ценнейший в те годы индустриализации диплом техника-механика по холодной обработке металлов и тепловым установкам.

Уже через несколько лет практический опыт тракториста и дипломные знания техника-механика ему очень пригодились в военном деле. А тогда он поехал из Туркмении за высшим образованием в Саратов, поступил в институт механизации сельского хозяйства им.М.И.Калинина, через некоторое время женился.

Можно сказать, чудом сохранилась его зачётная книжка №37083, первая запись в которой датирована 1 сентября 1937 года. Далее перечисляются предметы и часы обучения, даты сдачи экзаменов, фамилии профессоров, оценки. На 7-м семестре 1940-1941 учебного года хронология записей рвётся.

Доучимся после

22 июня, в день начала Великой Отечественной войны, 27-летний студент четвёртого курса механического факультета Константин Никандрович Смирнов сдавал предмет «Организация сельхозпредприятий» и получил очередную отличную оценку. 

Кстати, на полгода раньше за хорошую успеваемость на развороте его студенческого билета – миниатюрной книжечке в красном твёрдом переплёте – появилась заветная виза главбуха «Освобождён от платы за учёбу на 1 семестр 1940-1941». После очередной сессии должно было появиться продление визы на следующий семестр.

Но началась война.

Учёбу пришлось отложить, жену отправить к родителям в Ашхабад, а самому явиться на сборный пункт военкомата. Но старшекурсника на фронт не отправили, назначили преподавателем кафедры ремонта боевых машин Полтавского военного тракторного училища: его опыт был нужен для подготовки техников в автобронетанковые части Красной армии.

Впрочем, фронт пришёл сам. В августе 1941-го враг настолько продвинулся вглубь Украины, что училище успели эвакуировать в Пятигорск буквально за сутки до оккупации Полтавы. Но и Пятигорск летом 1942-го пришлось оставить. При обороне города и в других боях у подножия Эльбруса по официальным данным погибло 127 курсантов и офицеров этого училища.

Оставшиеся в живых были эвакуированы в крохотный туркменский городок Иолотань, к новому месту дислокации училища, а воентехник 2 ранга Константин Смирнов ещё примерно месяц был в действующей армии – в распоряжении автобронетанковой службы Северокавказского фронта, после чего присоединился к своим.

Пожелтевшие строки

Так он снова оказался в Туркмении, далеко от войны. До Ашхабада, можно сказать, рукой подать, меньше тысячи километров, но разлука с семьёй продолжилась. 

Эвакуированное в тыл Полтавское тракторное училище переименовали в танковое. Подготовка механиков, технарей и ремонтников шла ускоренными темпами, отпуска отменили до лучших времён. Оставалась одна только ниточка – переписка военно-полевой почтой.

В семейном архиве сохранилось несколько писем той поры, адресованных жене Сашеньке в Ашхабад. Пожелтевшие от времени листы в крупную клетку, по-видимому, из какой-то амбарной книги, сложенные ладным треугольником. Когда один лист, его сложить просто, а вот когда два или больше, то применяют хитроумные изгибы, технику которых так сразу и не освоишь. Но за семь десятилетий бумага привыкла к этой форме и легко возвращается по складкам снова в треугольник.

В письмах военного времени, дошедших до адресатов, ничего не было о войне или работе: всё хранилось в тайне, и за этим неусыпно следила цензура, ставя свои штампики на угол треуголки. Только немного о себе:

…Откуда пишу – неизвестно, где-то не так далеко от Мары, но это только пересылка, потом куда-то дальше

…Добрался до места, трудно с жильём, можно найти только комнату в доме с земляным полом и соломенной крышей

…На базаре продают арбузы, дыни, лук, чеснок и всё. Можно ещё купить пшеницу и ячмень. Больше ничего нет, со снабжением плачевно

…Нас кормят из общего котла, а вот семьям только по …(нечитаемо) гр. хлеба. Я не хочу видеть тебя голодной и бесприютной. Подожди с приездом, пока не устроится

…Здравствуй, Саша! Привет моя милая! Вчера получил твою телеграмму с поздравлениями. Благодарю. 29-летие моё прошло тускло. У меня нового ничего нет. Пара пустяков – починил сапоги, купил носки. Вот и всё…

Приехала ли Александра к мужу в Иолотань, был ли её Костя на побывке в Ашхабаде – уже никто не скажет. Известно лишь, что в какой-то период его отправили на фронт – заместителем командира танковой роты по технической части. Но потом снова вернули в училище – готовить таких же специалистов из 18-летних мальчишек.

Снова мирная жизнь

Армия отпустила своего преподавателя-фронтовика только через год после войны. 

Служебная характеристика на старшего лейтенанта-техника Константина Смирнова, составленная в августе 1946-го, заканчивается словами: «Делу партии Ленина-Сталина и Социалистической Родине предан. Должности преподавателя по ремонту боевых машин (инженер-майор) вполне соответствует. Выведен за штат по собственному желанию для окончания 5 курса института». И стоит печать Полтавского танкового училища, которое вскоре было навсегда расформировано.

Этот пожелтевший листочек, края которого изъедены временем, а перекрёстный изгиб в центре насквозь прохудился, стал для офицера символом возвращения к мирной жизни.

Он восстановился в институте, досдал экзамены той летней сессии 1941 года, прерванной войной, за несколько месяцев прошёл весь оставшийся курс, и как один из лучших выпускников, уже весной 1947-го был распределён в Учебный совхоз института на должность инженера-механика.

Через год его повысили и направили в Красный Кут руководить сельхозшколой, а летом 1953-го Константин Никандрович Смирнов приехал в Маркс и стал директором нашего техникума механизации и электрификации сельского хозяйства.

Впрочем, ненадолго: весной 1954-го его назначили секретарём райкома по зоне Марксовской МТС, зимой 1955-го избрали депутатом районного Совета депутатов трудящихся, а осенью 1957-го перевели директором незадолго до этого созданного на базе школы лозоплетения Технического училища №37.

В эти годы у сравнительно молодого ещё ветерана-фронтовика стали возникать серьёзные проблемы со здоровьем.
В начале 60-х, когда Техчилище №37 уже переименовали в ГПТУ №18, директор был вынужден уйти с руководящей работы, и стал преподавателем училища, которое позже стало известно как Марксовский электротехнический колледж.

Четыре года подряд Константина Никандровича Смирнова награждали Почётной грамотой областного управления профессионально-технического образования, что бывает крайне редко и указывает на его незаурядные заслуги. В апреле 1970-го его имя было занесено в Книгу Почёта ГПТУ №18, а в декабре того же года – в Книгу Почёта треста «Саратовсельэлектросетьстрой», к которому тогда относилось это училище.

Высшей наградой стал Указ Президиума Верховного Совета РСФСР о присвоении Константину Никандровичу Смирнову почётного звания Заслуженного учителя профессионально-технического образования.

Это было 14 мая 1971 года.

А 23 апреля 1972 года Константина Никандровича не стало…

Люди живы, пока о них помнят